Геннадий Черненко
Статья
из журнала "Всемирный Следопыт", № 19, 2004,
под литературной редакцией Инги Суховой.
Он первым побывал в таких районах Африки, куда до него не смог проникнуть ни один европеец, изучил все стороны жизни народов тех земель. Для этого понадобились безоглядная смелость, удивительная пытливость и фантастическая выносливость.
Гвардейский корнет
Утром
6 декабря 1919 года в большом украинском селе Луцыковке произошла трагедия,
взволновавшая всех местных жителей. Накануне ночью неизвестные злодеи зверски
убили монаха, отца Антония, жившего тихо и одиноко. Преступление было совершено,
очевидно, с целью ограбления. Но ничего, кроме книг, бумаг да убогой утвари,
грабители в келье не нашли.
Вряд ли преступники знали, что погибший старец - легендарная личность, в прошлом
боевой офицер и отважный исследователь Чёрного континента…
К
концу XIX века почти вся Африка была разделена на колонии. Только Эфиопия, или,
как тогда говорили, Абиссиния, оставалась свободной. Попытка Италии покорить
её закончилась позорным поражением агрессора в битве под Адуа.
Эфиопия была страной православной, и в России, с сочувствием относились к борьбе
единоверцев за независимость. Весной 1896 года российское общество Красного
Креста отправило в Абиссинию медицинский отряд для оказания помощи раненным
и больным эфиопам (таких насчитывалось не менее 14 тысяч).
Что потянуло в Африку 26-летнего корнета Александра Ксаверьевича Булатовича,
так и осталось загадкой. Хорошо знавшие его лишь разводили руками. В самом деле
- служил в столице в лейб-гвардии гусарском полку, был лучшим наездником (говорили,
что не существовало лошади, которую он не мог бы укротить), богат. А там - неблагодарная
работа, грязь и опасности.
Так рассуждали в Петербурге. Тем временем русский отряд уже высаживался в африканском
порту Джибути, готовясь к трудному пути в Харар, один из самых крупных городов
Эфиопии, и далее - к горам Энтото. Оказалось, однако, что в Хараре русских никто
не ждёт и ничего делать для них не собирается. Было решение выслать вперёд представителя
для переговоров. Выполнить поручение вызвался корнет Булатович.
Но чтобы добраться до Харара, требовалось проехать на верблюде под палящими
лучами солнца около 370 километров. Ждать помощи в безлюдной пустыне не приходилось.
Не мудрено, что опытные туземцы предсказывали походу русского офицера самый
печальный исход.
Через пустыню
Положение
несколько облегчалось тем, что Булатович смог присоединиться к двум почтовым
курьерам, хорошо знавшим дорогу до Харара. С собой взяли минимум провизии -
один мех воды и оружие. Расчёт был на скорость передвижения. Задержка в пути
могла стоить жизни.
Выехали поздно вечером, чтобы за ночь, в относительной прохладе, проехать большее
расстояние. Верблюдов гнали рысью и только утром спешились в ущелье Баяде. Отдых
был коротким. Глоток тепловатого коньяка, кружка какао, разведённого в сырой
воде, и - снова в дорогу.
Солнце палило немилосердно. Даже через большие зонты оно обжигало лица и руки
всадников. Но первым начали сдавать не люди, а "корабли пустыни".
Пришлось перейти на шаг, и к ночи проехали, конечно меньше. Чем рассчитывали.
На привалах огонь не разводили, боясь светом привлечь внимание кочевников-сомали,
нередко грабивших и убивавших путников. Немало могил погибших довелось увидеть
Булатовичу по дороге.
На второй день странники достигли урочища Дагаго. Александр Ксаверьевич с трудом
слез с верблюда. Затекшие ноги не держали его, и он кулем повалился на землю.
Собрав силы и волю, поднялся, начал готовить нехитрый ужин. Впереди оставалось
ещё больше половины пути.
Но вот наконец показался долгожданный Харар. Стража открыла ворота. Три смертельно
усталых всадника на измученных верблюдах въехала в город.
Никто в Хараре не мог поверить, что русскому офицеру удалось прибыть из далёкого
Джибути, причём рекордно быстро - почти за четверо суток. Переговоры Булатовича
с правителем города, геразмачем, были успешными, недоразумения развеяны, и уже
через десяток дней русский медицинский отряд благополучно въезжал в Хадар.
У негуса Менелика II
В
Эфиопии привыкли относится к иностранцам с подозрением. Неудивительно, что сначала
и русских принимали так же. Отряд снова был задержан. Булатовичу поручают отправиться
в столицу Эфиопии, город Аддис-Абебу, к самому императору, негусу, Менелику
II.
От Харара до Аддис-Абебы - расстояние нешуточное, около 700 километров по Данакильской
пустыне.
Поехал Булатович в сопровождении нескольких амхарцев-проводников. Мулы неспешно
двигались по безлюдной равнине. Впрочем, нет, люди однажды появились. Это были
кочевники, промышлявшие разбоем. Они отобрали у путешественников всё и бросили
их в песках на произвол судьбы. Булатовича и его спутников ждала неминуемая
смерть, если не от голода, то от жажды. Но произошло настоящее чудо. Здесь,
в пустыне, они неожиданно повстречали русского отставного поручика Николая Леонтьева,
давно обосновавшегося в Эфиопии, и тот поделился с соотечественниками своими
припасами.
На восьмые сутки тяжелейшего перехода проводники радостно закричали: "Энтото!
Энтото!" Они увидели вдали горы, на склонах которых расположилась Аддис-Абеба,
что в переводе с амхарского языка означает Новый цветок.
Дворец императора представлял собой строение, крытое соломой. Менелик сидел
на троне под шёлковым балдахином, со всех сторон обложенный подушками. Александр
Ксаверьевич впервые увидел негуса Эфиопии - добродушного смуглого человека с
широким лицом, чёрными усами и небольшой бородкой.
Булатович сразу вызвал у правителя доверие.
- Мы ждём ваш отряд, - сказал Менелик приветливо, - и просим ускорить его прибытие.
Я прикажу сделать всё, что для этого необходимо.
Русский госпиталь работал в Аддис-Абебе до осени 1896 года. Затем его медперсонал
отбыл на родину, а Булатович остался, как он писал, "для более обстоятельного
знакомства с Абиссинией".
"Надо быть на всё готовым"
Новый
поход Булатовича продолжался около шести месяцев - через горы и бурные реки,
леса и пустыни. С небольшим отрядом отважный офицер прошёл (бывало, рискуя жизнью)
путь длинной свыше тысячи километров. Он составил подробные карты обследованных
районов, изучил быт и обычаи народов Эфиопии, её природу. Понятно, Россия имела
в Абиссинии свои государственные интересы, а потому путешествие Булатовича являлось,
очевидно, и своего рода разведкой.
Прощание его с Менеликом II было сердечным. В знак уважения император пожаловал
гостю боевой плащ из львиной шкуры и головную повязку с львиной гривой.
21 апреля 1897 года на французском пароходе "Амазон" Александр Ксаверьевич
отбыл на родину. Вернувшись в Россию, корнет получил звание поручика, его наградили
орденом. Вышла в свет книга Булатовича "От Энтото до реки Баро" об
увиденном и пережитом. Офицер сделался необыкновенно знаменитым. Все жаждали
встречи с ним. Александр Ксаверьевич стал уставать от столичной суеты и был
несказанно рад, когда четыре месяца спустя снова оказался в милой его сердцу
Абиссинии.
В это время в Аддис-Абебе вовсю шла подготовка к военному походу. Менелик II
стремился присоединить к Эфиопии земли, на которые давно уже зарились европейские
страны. Тридцатитысячной армии следовало, двигаясь на юго-запад, дойти до озера
Рудольфа и водрузить там флаг империи.
Правитель сам предложил своему русскому другу отправиться в поход вместе с войсками
под командованием Вальде Георгиса. Ответ был дан сразу: конечно, он согласен.
Ещё бы! Ведь это позволило бы побывать в неведомых землях, и особенно в таинственной
Каффе (оттуда идёт кофе), куда въезд европейцам был категорически воспрещён.
Поход к "Виктории"
Многотысячная
колонна абиссинцев растянулась на несколько километров. "Замечательно красивое
зрелище представляло это войско! - с восхищением писал Булатович. - В каждом
солдате чувствовалось сознание собственного достоинства. Как мужественны были
выражения лиц этих закалённых в боях воинов, как непринуждённа и величественна
их осанка!"
Присоединение новых земель происходило с боями, нередко безжалостными и кровавыми.
Булатович, как мог, противодействовал жестокости и грабежам.
Армия продвигалась дальше и дальше на юг, а озера Рудольфа, указанного в маршруте
следования всё не было. Солдат мучила жажда и голод. Некоторые стали роптать,
косо поглядывая на белого офицера. Туземцы считали, что это по его вине отряды
оказались в бескрайней пустыне. Однако Булатович твердо знал: озеро Рудольфа
существует, оно открыто раньше и нанесено на карту.
21 марта 1898 года Александр Ксаверьевич записал в походном дневнике: "Колонна
наша остановилась. Шашками прорубали мы в густых кустах узкий проход и медленно
втягивались в него. Жара стояла невыносимая".
Неожиданно впереди раздался крик: "Вода!" Это была река. "Мы
поспешили к ней и без конца пили тепловатую воду, вспоминает Булатович. - Я
черпал её своим шлемом и чем больше пил, тем больше чувствовал жажду".
До озера оставалось несколько дней пути. Утром 26 марта пленный туземец вывел
воинов к берегу желанного водоёма. Тяжёлый четырёхмесячный рейд был завершён.
Каждый принёс по два больших камня. Из них сложили пирамиду, а в центре её установили
высокий столб. На вершине заколыхался шёлковый зелёно-красно-жёлтый флаг Эфиопии.
Главнокомандующий Вальде Георгис взял в руки ружьё. Все смолкли, напряжённо
ожидая первого выстрела.
"Наконец он грянул, - писал Булатович. - И пять тысяч ружей отсалютовали
новым владениям Менелика и его флагу. Забили литавры, затрубили трубы, засвистели
флейты, раздались боевые песни. Умилённый Георгис обнял меня, и я горячо, от
души, поздравил его".
Неожиданный поворот
Возвращение
победителей было радостным. За мужество Вальде Георгис наградил русского соратника
золотой саблей, серебряным щитом и лошадью с дорогим убором. Они простились
как братья.
Вернувшись в Россию, Булатович издал вторую книгу под названием "С войсками
Менелика II", где подробно рассказывал о своём походе к озеру Рудольфа.
Однажды он написал: "Меня лично тянет туда, где русскому офицеру - деятельность
действительная". Вероятно, потому оказался он летом 1900 года на Дальнем
Востоке, в Порт-Артуре. В то время в Северном Китае началось известное боксёрское
восстание, шли бои. Войска России тоже принимали в них участие. Булатович, как
всегда, проявлял чудеса храбрости.
Перед ним, в то время уже ротмистром лейб-гвардии гусарского Его Величества
полка, открывалась блестящая карьера. Его называли баловнем аристократического
Петербурга. Внезапно произошло нечто необъяснимое. Булатович "по семейным
обстоятельствам" увольняется в запас и… постригается в монахи.
На разные лады обсуждалось это странное событие. Одни говорили, что вызвано
оно проповедями знаменитого священника Иоанна Кронштадтского. Другие видели
причину в неразделённой любви. Третьи - в психологическом срыве. После пострижения
Булатович получает новое имя - отец Анатолий. Он уезжает в Грецию, на Святую
гору Афон. Ведёт жизнь замкнутую. А в самом начале 1911 года вдруг опять едет
в Эфиопию.
Забытое имя
Ещё
в 1898 году во время похода с войсками Менелика II Александр Ксаверьевич подобрал
у озера Рудольфа израненного черного мальчика лет трёх-четырёх, доброго и кроткого.
Назвал его Васькой, вылечил, привёз в Россию, крестил и обучил грамоте.
Однако Васька тосковал по родине, и Булатович в конце концов отправил своего
воспитанника обратно в Эфиопию. Теперь отец Антоний решил повидать Ваську. Но
главное, ехал с мечтой основать в Африке православный монастырь. Сделать это
монаху не удалось - никто не поддержал его. Он вынужден был навсегда покинуть
Эфиопию и возвратиться в свой монастырь.
Два года спустя появилось сообщение, что часть афонских монахов во главе с отцом
Антонием из-за религиозных споров взбунтовались. Мятеж не удался, и иеромонах
(монах-священник) Антоний вместе со своими сторонниками был изгнан из горного
скита.
Снова - Петербург. Непримиримый старец пишет полемические статьи и брошюры о
православной вере. В нём по-прежнему живёт неукротимый дух бойца. И правда,
когда началась Первая мировая война, о. Антоний (Булатович) добровольцем отправился
на фронт священником передового отряда Красного Креста. Отряд действовал в Польше
и на Карпатах. Отец Антоний не однажды лично поднимал солдат в атаку. Лишь окончательно
расстроенное здоровье и болезнь глаз вынудили его вернуться в столицу. После
революции монах уезжает в родную Луцыковку, где находит, как уже было сказано,
трагический конец.
Со временем его скромная могила пришла в запустение, а имя забылось. Заслуги
Булатовича как выдающегося исследователя Африки долго дожидались признания.
Только в 70-е годы прошлого века труды отважного офицера были переизданы. Значение
же их для науки не уменьшилось. Напротив - многократно возросло. Та Африка,
которую довелось увидеть Александру Ксаверьевичу, давно исчезла, и лишь книги
путешественника сохранили память о ней.