Татьяна А. Сенина (монахиня Кассия)

Афонское имяславие:
степень изученности вопроса и перспективы исследований

Опубликовано в: Вестник Русской христианской гуманитарной Академии 9 (1) (2008) 286–291 

<286> В последние годы в России и за рубежом резко возрос интерес к религиозно-философской жизни российского общества накануне революции вообще и к проблеме споров об имяславии начала ХХ в. в частности. Дискуссия об имяславии, после перерыва в несколько десятилетий, обусловленного запретом на обсуждение богословских тем в советское время, в настоящее время продолжается в интернете и на страницах печатных изданий порой с не меньшим жаром, чем при начале конфликта, [1] при этом чаще всего обсуждается именно «афонская» версия имяславия, т.е. учение об имени Божием в том виде, в каком оно было изложено иеросхимонахом Антонием (Булатовичем) в 1910-х годах, поскольку именно это учение (а не позднейшая интерпретация имяславия такими мыслителями как священник Павел Флоренский, А. Ф. Лосев, протоиерей Сергий Булгаков) стало накануне революции 1917 г. предметом спора.

Деятельность иеросхимонаха Антония (1870–1919) и его философско-богословская мысль представляют своего рода феномен в российской культуре: человек, не имевший специального богословского образования, до монашества ведший жизнь, далекую от церковной деятельности, [2] вступил в сложный богословский спор и неожиданно проявил себя в нем лучшим знатоком патристической традиции, чем его противники — епископы и другие церковные деятели. В свете этого творения о. Антония заслуживают гораздо более пристального внимания, чем то, которое им до сих пор уделялось. Между тем, как ни странно, несмотря на то, что спор о почитании имени Божия до сих пор не исчерпан, взгляды о. Антония до сих пор так и не стали предметом углубленного изучения.

Публикации 1910–20-х гг., в которых рассматривалось учение о. Антония, [3] носят полемически заостренный, ненаучный и по большей части очень поверхностный характер; большинство противников имяславцев того времени, к сожалению, стремились любой ценой добиться их осуждения, а не выяснить истину.

В посвященных имяславию работах, изданных в последние годы, мысль о. Антония исследовалась или фрагментарно, [4] или слишком поверхностно и не подроб<287>но. [5] Многие авторы делали основной упор на историю возникновения конфликта и его дальнейшее развитие [6] или просто устанавливали хронологию событий и публиковали документы, относящиеся к событиям 1920–20-х гг. [7]

Протоиерей Константин Борщ в 2003–2005 гг. издал три тома посвященных имяславию материалов, однако они содержат в основном перепечатки прежних публикаций с минимальными комментариями или без них, а также статьи самого составителя, которые написаны в духе внутрицерковной полемики, порой весьма эмоционально, и их трудно назвать сколько-нибудь научными.

Епископ Иларион Алфеев, автор наиболее значительного на сегодняшний день труда, посвященного имяславию, [8] поставил перед собой задачу не только изложить историческую канву событий, связанных со спором о почитании имени Божия, но и проанализировать взгляды наиболее известных церковных деятелей и философов, писавших об имяславии; при такой широкой постановке темы автор по необходимости уделил творениям о. Антония слишком мало внимания; по сути, он рассматривает только его первое произведение — «Апологию веры во Имя Божие и во Имя Иисус», а более поздние его творения практически не анализирует и, сравнивая учения о. Антония с учением восточных отцов Церкви, останавливается лишь на отдельных моментах; таким образом, исследование Алфеева, в том что касается богословия о. Антония, можно назвать достаточно поверхностным. Не улучшило положения и переиздание книги Алфеева в 2007 г.: несмотря на прошедшие со времени первого издания пять лет и на то, что в описании 2-е издание названо «исправленным и дополненным», очевидно, что содержательная его часть не претерпела никаких изменений — в оглавлении не прибавилось никаких новых разделов, а макет книги повторяет один в один 1-е издание; по сути, это не что иное как репринт.

В диссертации Т. Дикстры, посвященной имяславческому конфликту и написанной в 1988 г., [9] т. е. еще до того, как в России возобновилось обсуждения этой темы, рассматривается история спора, основные богословские положения сторонников и противников имяславия, но учение собственно о. Антония в ней рассматривается также не слишком углубленно (в основном внимание уделяется все той же «Апологии веры…»), поскольку работа носит обзорный характер.

В работе священника О. Климкова, посвященной византийскому исихазму, [10] имяславческий спор упоминается только вскользь и богословские взгляды о. Антония не анализируется.

Представляет интерес работа Е. Н. Гурко [11] — прежде всего тем, что автор, наряду учением св. Дионисия Ареопагита, св. Григория Паламы и отцов-каппадокийцев об имени Божием, рассматривает и воззрения Платона, Плотина и Прокла. Однако учение о. Антония (Булатовича) она не анализирует, посвящая раздел об имяславии взглядам Флоренского, Булгакова и Лосева.

Говоря о степени исследованности богословских работ о. Антония — а значит, и афонского имяславия, — следует отметить факт, говорящий сам за себя: несмотря на достаточно большое количество публикаций статей и документов, связанных с имяславием, из крупных работ о. Антония была переиздана лишь «Апология веры…», [12] тогда как «Моя мысль во Христе» — произведение, где оригинальность и самостоятельность мысли о. Антония и в то же время ее тесная связь с патристической традицией предстает наиболее рельефно, — не переиздана до сих пор и никем подробно не анализировалась.

<288> В настоящее время, как и в начале ХХ в., продолжают спорить о том, является ли афонское имяславие ересью с точки зрения Православной Церкви, однако при этом, как ни странно, слишком мало внимания уделяется исследованию того, насколько учение имяславцев, прежде всего о. Антония, соответствует учению об имени Божием отцов Церкви византийской эпохи, когда это учение получило окончательное философское оформление, [13] хотя с точки зрения Церкви говорить о ереси можно только в случае расхождения рассматриваемого учения с consensus patrum; в итоге историческая канва событий, связанных с конфликтом, изучена уже достаточно хорошо, о богословской же сути спора сказать этого пока нельзя.

Кроме того, занимаясь изучением вопросов, связанных с имяславием, часто не уделяют достаточно внимания тому, что конфликт между имяславцами и имяборцами затронул не только узкую тему почитания имени Божия и молитвенной практики, но вообще вопросы спасения и христианской аскетики и антропологии в целом, что особенно ясно видно из содержание книги о. Антония «Моя мысль во Христе». Поэтому представляется необходимым рассмотреть учение о. Антония именно в таком, более широком контексте.

Дискуссия вокруг вопроса об имяславии, по сути, выявила противостояние двух менталитетов и, в конечном счете, двух культур — Востока и Запада: если имяславцы опирались на аскетику и богословие отцов восточной Церкви, то их оппоненты нередко привлекали доводы, исходившие от западных философов, или из тех учебников, по которым в то время обучались в семинариях, зачастую представлявших собой смесь католических и протестантских воззрений, а вовсе не учение византийских отцов Церкви. [14] Как отметил о. Георгий Флоровский, для истории русского богословия вообще был свойственен «разрыв между богословием и благочестием, между богословской ученостью и молитвенным богомыслием, между богословской школой и церковной жизнью» [15] — явление, для византийского богословия немыслимое. В Византии богословие или истинная философия — «знание вещей божеских и человеческих, насколько может человек приблизиться к Богу», [16] — не только не существовала отдельно от молитвенно-аскетического делания, но могла быть только его прямым следствием: «Не всякому, почтенные, рассуждать [17] о Боге, не всякому, — говорил св. Григорий Богослов. — Не для всех (это дело), потому что оно — для испытанных и перешедших к созерцанию, а прежде того и душу, и тело очистивших или очищающих». [18] Спустя почти 1000 лет св. Григорий Синаит писал, что «настоящий философ есть тот, … который не только знает, но и испытывает божественные вещи», что «истинным философом является тот, кто явно и непосредственно в себе самом имеет сверхъестественное соединение с Богом», [19] и что «без Духа пишущие, говорящие и намеренные созидать Церковь душевны и не имеют Духа, как негде сказал божественный апостол. Они подпадают проклятию того, который утверждал: “Горе мудрым пред лицом себя самих и разумным пред собою”. И говорят они от себя самих, а не Дух Божий … говорит в них». [20] Богословие о. Антония, как можно судить хотя бы по его собственному рассказу о том, как и почему он вступил в спор о почитании имени Божия, [21] было плодом именно молитвенной жизни и чтения святоотеческих творений. [22] Между тем, у противников имяславия дореволюционной поры подход к богословию был совершенно другой: они считали, что для правильного богословия ум надо очищать не молитвой и аскезой, а «наукой», [23] под которой разумелось то самое «школьное» богословие, о чужеродности которого святоотеческой традиции хорошо выразился <289> Флоровский: «Богословская наука была принесена в Россию с Запада. Слишком долго она и оставалась в России чужестранкой, даже упор­ствовала говорить на своем особенном и чужом языке (и не на языке житейском, и не на языке молитв). Она оставалась каким-то инославным включением в церковно-органическую ткань. Богословская наука развивалась в России в искусcтвенной и слишком отчужденной среде, стано­вилась и оставалась школьной наукой. Превращалась в предмет преподавания, переставала быть разысканием истины или исповеданием веры». [24] В свете вышесказанного понятно, что спор вокруг имени Божия, начавшийся почти столетие назад, является далеко не просто частным внутрицерковным конфликтом, но корнями уходит гораздо более глубоко.

Поскольку спор этот до сих пор не окончен ни внутри Церкви, [25] ни вне ее, [26] то представлялось бы весьма важным более детально выяснить, какое место занимают философско-богословские взгляды о. Антония (Булатовича) в контексте византийской философии. [27]